«Пятигорск. 1989 год. Первые гастроли «Любэ» и полнейший провал… в зале бывшего кинотеатра зрители практически никак не реагируют на выступление, царит грусть и безразличие. Подхожу к Матвиенко: «Какой-то вялый солист, а ты говорил, что он хорошо танцует рок-н-ролл». Игорь ответил в своей флегматической манере: «Наверное, стареет…». «Тогда Расторгуеву было 32 года, и у нас все начиналось», - вспоминает поэт Александр Шаганов, автор стихов к песням которые поют: София Ротару, Алла Пугачева, Дмитрий Маликов. А хиты «Не валяй дурака, Америка», «Атас», «Станция Таганская», «Комбат» давно уже являются визитными карточками музыкантов группы «Любэ» и Николая Расторгуева.

Раньше, когда придумывались стихи, я звонил и просил их послушать своего хорошего друга Игоря Матвиенко. Я напевал в телефонную трубку. Как-то раз Игорь прервал меня: «Умоляю, перестань петь».

– «А что такое?»

«Потом от твоей мелодии мне очень сложно избавиться и сочинить свою – просто невозможно. Саша, все твои стихи имеют разную ритмику, но сам ты их поешь на один мотив!».

При первом знакомстве мы с Игорем друг другу не понравились. В 80-х годах существовала группа «Класс», которую продюсировал Игорь, писал песни, но в качестве начинающего поэта ему порекомендовали меня. Наша встреча произошла во Дворце культуры АЗЛК, у этого коллектива там была репетиционная база. Приехав, я показал свои стихи. Игорь часть понравившихся текстов отобрал и сказал: «Нам вот эти подходят». Я говорю: «На эти стихи есть уже песни и их будут исполнять другие вокалисты». Матвиенко удивился: «А показываешь тогда зачем?» - «Чтобы увидели, в какой я форме, и на какой манер пишу». Игорь не ответил, но тогда я почувствовал, что ему не по душе моя самоуверенность. А мне в нём не понравилась флегматичная манера общения, не выношу равнодушных людей. В общем, своего будущего соавтора я в нем не увидел. Но судьба нас столкнула еще раз - жили мы недалеко друг от друга и как-то раз в моей квартире очень рано раздался неожиданный телефонный звонок. Игорь просил взаймы небольшую денежную сумму – у него заболела маленькая дочка, они с женой вызвали частного врача, которому нужно было заплатить. Я, конечно, его выручил и с того само дня мы с ним стали близкими «корешами».

А после мы как подорванные начали сочинять песни, я писал тексты, а он сочинял музыку. Тогда что-то пригодилось для группы «Класс», однако большинство наших песен томились в наших портфелях – они ждали своего времени. А вообще, на их запись просто не было денег. Но если бы мы тогда знали, что наши песни будут иметь оглушительный успех, непременно нашли бы эти несчастные деньги, да хоть бы и оторвали их от семейного бюджета. Но делать этого не пришлось, потому что Андрей Лукин – наш общий друг, предложил свою звукозаписывающую студию. Андрей был «зажиточным крестьянином», так как у него была небольшая комнатка странного вида, оснащенная пультом, клавишной стойкой и столом со стулом. Но, тем не менее, записи, которые в те годы делались в таких условиях, издаются до сих…

Лукинов нам по-хозяйски дал недельный срок, за который мы должны были сделать всю работу. У него тогда во всю трудился со своим «Миражом» Андрей Литягин. Матвиенко кинулся на поиски исполнителя. И вот, однажды морозным днем он привел крепкого, коренастого человека. «Знакомься, - говорит, - это Николай». Мы пожали друг другу руки. Коля был совсем не похож на музыкантов рок-групп, для которых я тогда и писал, вообще на артиста он не был похож – так, парень с соседнего двора. Я, например, не смог бы разглядеть в нем будущего народного любимца, а Игорь смог. А через какое-то время меня пригласили в студию: нужно было в моих стихах что-то уточнить, по-моему, в «Дусе-агрегат» или в «Батьке Махно». Я писал слова для Коли на бумажном листке, когда он подошел и спросил: «Песню «Владимирская Русь» придумал ты?» - «Да, а что?» - «Классная!» - «Угу, сколько тебе лет, Коля?» - «32». Я подумал: «Ему уже 32, а все у нас только начинается. Не поздновато ли?» Если бы тогда Игорь спросил меня: «Ну, что оставлять его или нет?» - я без сомнения сказал бы: «Решай сам, я не знаю». Хорошо, что никто меня не спрашивал, а то мы бы всё испортили.

Этой же весной группа «Любэ» поехала на первые гастроли в Железноводск и Пятигорск. Матвиенко предложил мне поехать тоже. «Давай, - говорит, - будешь тоже принимать участие в концертах – читать свои стихи». Я согласился: мне было интересно, я люблю читать стихи, и к тому же в результате семейный бюджет улыбнется… Нас поселили в гостинице, которая напоминала Дом колхозника – в номере рукомойник, железные койки. Однако мы не унывали, а вечером перед концертом мы все собрались у Коли. Посидели, немного выпили… Концерт проходил в здании кинотеатра, которое было абсолютно не приспособлено к этому, - ни нормального звука, ни света. Зрителей пришло прилично, но ждали все второго отделения – там пел Олег Кацура, песни которого были тогда популярны. На нас они реагировали как-то грустно и вяло. У нас, естественно, упало настроение. И если бы не капля спиртного, которое мы приняли в автобусе, скисли бы совсем. Концерт на следующий день вовсе не состоялся – не пришло ни одного человека. Для приличия мы подождали минут 40 и поехали в обратно. Странно, но наше настроение улучшилось.

- Это правда, что Пугачева предложила Расторгуеву выступать в гимнастёрке и создала образ, который так полюбили зрители?

Да. Я тоже присутствовал при этом. Алла Борисовна тогда готовилась к «Рождественским встречам» и Матвиенко меня подбил показать ей нашу новую песню «Ночь перед Рождеством». Я приехал домой к Пугачевой, но в результате нашего обсуждения мы поняли, что ей она не подходит. Тогда я без особых надежд поставил кассету «Не губите, мужики», «Атас!», «Станция Таганская». Сказал: «Послушайте по куплету, Алла Борисовна, чтобы не отнимать у вас много времени. Группа молодая под названием «Любэ», это свежие записи. Авторы те же». Это своеобразные «понты» поэта для того, чтобы Пугачева не подумала, что я одноклеточный и штампую «порожняки». Алла Борисовна послушала, вижу, ей нравится, даже заулыбалась. Вдруг она спрашивает: «А ваши мужики, в чем на сцену выходят?» не понимая, я говорю: «Солист в пиджаке». И уточняю зачем-то: «У него хороший пиджак. А другие – кто в чем. А что?» - «Хорошо бы надеть военную гимнастерку… А они смогут поучаствовать в «Рождественских встречах»?». Тогда это предложение было равносильно награде, не меньше. Из ближайшего таксофона на улице я позвонил Матвиенко и обо всем рассказал. По-моему, он в случившееся не совсем поверил. «Да ладно, - говорит. – Ты что ответил?» - «Что смогут, сказал. Я же не кретин!». Коля впервые примерил военную форму на генеральном прогоне, она на нем села как влитая. Затем две недели, в течение которых шли «Рождественские встречи», стадион буквально взрывался в зрительном порыве на слово «Атас!».

Нашему творческому сотрудничеству предшествовала одна не очень приятная история. В начале 90-х годов начинающий певец Сергей Чумаков начал исполнять мою песню «Не обижай, жених, девчонку-малолетку», причем очень успешно. Вдруг я узнаю, что эту же песню исполняет Сергей Челобанов, только там другой композитор. Дело в том, что я написал слова этой песни в доме Пугачевой. Причем по ее же просьбе на листках блокнота. Не ожидал, что мелодия на мои стихи очень быстро появится. Не зря как-то шутя, Матвиенко предупредил меня: «Александр, когда-нибудь тебя за твои песни, у которых несколько исполнителей, встретят в темной подъезде». С Пугачевой я объяснился на «Фрунзенской» во Дворце молодежи, где проходил какой-то концерт, Алла Борисовна была в звукозаписывающей студии по своим делам. «Это второй случай в моей жизни.

Так же однажды поступил Слава Добрынин, с тех пор я не исполняю его песен. Но, Саша, от тебя я такого не ожидала» - выговаривала мне Пугачева. А вся ее свита кивала укоризненно головой. Тогда я чувствовал себя полным болваном и состроил гримасу, подобающую трагедийному моменту: «Да, получилось нехорошо. Может, ее будут петь и Чумаков, и Челобанов?» - «Теперь поделать уж нечего, но лучше бы Чумаков пореже ее пел». Пугачева улыбнулась, а за ней и все остальные. Ситуация вроде разрядилась. Тут кто-то заводит Чумакова, у него было выступление во Дворце молодежи. Он заявил: «Алла Борисовна, знаете эта лучшая песня, которую мы в последнее время записали». И с новой силой и раздражением воспитательная беседа продолжилась – только объяснила одному «оболтусу», приходиться вновь повторять. Я ушел очень расстроенным.

Заехал к Шульгину Саше, который был тогда начинающим продюсером и композитором. Мы дружили. Его адрес в песне «Улочки московские» обозначен как «тихие Дубровские», но в его холостяцкой квартире зажигали часто, громко и по любому поводу. Сели, выпили, я рассказал ему о произошедшем, и уже за полночь набрал номер Аллы Борисовны – мне не хотелось оставлять историю незаконченной. Несмотря на то, что было уже поздно, Пугачева взяла трубку, выслушала мои извинения и даже подбодрила: «Молодец, что позвонил. Не переживай. Встретимся в декабре на «Рождественских». Но встретились раньше. В моей квартире в тот день собралась небольшая дружеская компания. А из-за того, что постоянно звонил телефон, я попросил одну барышню: «Бери трубку и сразу говори, что дома меня нет». Так она и поступила, но после очередного звонка ее глаза вдруг округлились, и она передала мне трубку, молча.

В ней я услышал любимый голос всей страны: «Саша, здравствуй. Это Алла Борисовна. Ты можешь ко мне приехать прямо сейчас? Мы записали тут одну песню». Я быстро собрался, перед друзьями выступил форменным Хлестаковым: мол, понимаете, меня вызвали, не расходитесь, я вернусь через два часа. Поехал на Маяковку, мучаясь в догадках, что же эта за песня? Шофер Пугачевой у подъезда дома озадачил меня еще больше: «Саша, хорошая песня. Они писали ее всю ночь…». Войдя в квартиру, я услышал магнитофонную запись. «Стихи твои?» - поздоровавшись, спросила Пугачева. Оказывается, случайно Челобанов отыскал клавир моей песни «Кристиан». Алле Борисовне она понравилась. И только утром композитор Виталий Окороков сказал им, кто был автором слов. Меня тут же усадили обедать, Пугачева тогда сказала: «Ну вот, Саша. Теперь ты по-настоящему станешь популярным». (Смеется).