- Александр, а как вы встали на путь поэта-песенника?

В 14 лет написал первые стихи – с кем не бывает. Выдав их за новую песню «Машины времени», я прочитал стихи своим друзьям по футбольной команде. Товарищи оценили. Через несколько дней прочитал пару четверостиший и сказал, что это поет группа «Воскресенье». На вопрос, где я услышал это, я ответил, что на радио. Мне самому нравилось состояние сладостного и зыбкого вдохновения, вот тогда и решилась проблема, кем быть. Я хотел стать поэтом, причем поэтом-песенником. Занявшись самообразованием, я сразу записался в пять библиотек.

Прогуливать уроки для того, чтобы полистать том Пастернака в читальном зале – святое дело. С такими же начинающими поэтами мы собирались в музее Маяковского и друг другу читали свои творения. Затем всей ватагой шли в чайную, которая находилась на улице Кирова. Я не помышлял о литературном институте: для мальчика с рабочей окраины поступить туда – это то же самое, что полететь в космос. Поэтому, окончив школу, я поступил в Московский электротехнический институт, где выучился на инженера электросвязи. Повторюсь еще раз: я знал, чем в жизни буду заниматься. А в институте, не научат плохому, решил я. Я продолжал писать, а также, что тоже немаловажно, пытался продвигать свои стихи. Я смекнул, что поэтам они совершенно неинтересны. Ну, вот зачем читать поэту чужие стихи, если он пишет свои? А вот исполнителям и композиторам должно быть любопытно.

Я стал ходить на концерты и, не смущаясь, походил к артистам, представлялся: «Я – молодой поэт. Прочтите мои стихи, может, вашей группе они пригодятся?» Таким образом, у меня появились первые замечательные знакомые, среди них: Игорь Романов, который был лидером-гитаристом «Землян», Леша Глызин, певший песню в «Веселых ребятах». Они, правда, не пели мои песни, но мы подружились. Я им звонил периодически, приезжал на концерты, читал стихи. Или рассказывал своим приятелем по двору: «У меня есть хорошие знакомые – музыканты, могут провести на концерт с черного хода». И мы без билетов проходили на концерты, а я говорил с гордостью: «Да, это устроили мои друзья-артисты». (Смеется). Естественно, бывали и проколы. К примеру, Слава Малежик спросил, где я учусь, затем строго сказал: «Ну, и учись в своем институте!». Спасибо, что не наградил подзатыльником.

Я учился в институте с грехом пополам. Начинал почти отличником, но успеваемость сошла на нет к третьему курсу. В зачетке два последних года в основном были унылые трояки. Это потому, что я отдавал все свое время написанию стихов, которые никому не были нужны и нигде не исполнялись. Я уже почти отчаялся. И случилось маленькое чудо. На предпоследнем курсе на мои стихи, написанные в 17-летнем возрасте, группа «Черный кофе» записала песню «Владимирская Русь». По телефону я познакомился с руководителем этой группы – Димой Варшавским. Каким-то образом к нему в руки попал листок с этим стихотворением. Осенью я вернулся с практики из Волгограда, сев за парту в одну из институтских аудиторий, я обнаружил с удивлением, что она вся исписана: «Черный кофе», «Heavy metal», «Владимирская Русь». Конечно, голова немного закружилась, но я все же окончил институт и восемь месяцев по распределению работал в «Мостелефонстрое».

Тут меня ожидало еще одно чудо. На мои стихи песни зазвучали по радио. Помню, что в эфире радиостанции «Юность» объявили: песня «Поздний поезд метро», музыка Бориса Носачева, стихи Михаила Шаганова. И то, что имя было перепутано, не испортило мои впечатления. Я прыгал до потолка от счастья. В звучании эта уже подзабытая песня, в общем, с наивными стихами имела мощное подтверждение правильности жизненного пути, который я выбрал в 14 лет. От этого меня просто захлестывали эмоции. Тогда я решил, что как только мои авторские отчисления будут равны заработной плате инженера, я уйду со своего трудового фронта. Конечно, уйти то легко, но кто отпустит меня? По закону тогда нужно было отработать три года. Поэтому вышла целая эпопея с моим увольнением. Видя мои страдания, непосредственный руководитель посоветовал: «Саша, иди к начальству нашего СМУ. Он тебе, может, подпишет открепной лист». Начальник СМУ сказал: «Мне, Шаганов, год до пенсии остался, дай доработать спокойно. Если уволю тебя, по шапке дадут мне. Поезжай в трест». Из треста отправили меня в министерство, где непосредственно пообещали: «Заявление ваше мы рассмотрим». Оставалось ждать. Я мучился две недели, не зная, как моя судьба решится. Однажды прихожу на работу, и говорят мне: «Шаганов, сдавай спецовку. Ты свободен».

- Как отнеслись родители к тому, что их сын решил зарабатывать на жизнь вот таким ненадежным способом?

Мои родители достаточно рано ушли из жизни. Мне было 19 лет, когда мамы не стало, а отец умер через год. До моей первой пластинки он немного не дожил – появилась она через месяц. О ней я рассказывал ему, и, кажется, этого события он ждал, хотел нашу фамилию увидеть напечатанной. Отец мой был простым рабочим, а мама учителем в младших классах. По московским меркам наша семья была большая: трое детей – младшая сестренка Лариса, я и старший брат Юра. Мы жили без излишеств, вполне нормально. Я донашивал с удовольствием вещи Юры. Жалел даже, что Лариса девчонка, а они носили другую одежду. Зато когда были внеплановые покупки, запоминалось это особенно. Жаль, что до моих первых серьезных успехов родители не дожили и не услышали со сцены моих стихов. Думаю, что они – самые главные ангелы, которые хранят меня до сих пор… Обо мне после смерти родителей заботилась сестра. За что я ей бесконечно признателен – это все-таки нелегкий труд, а тогда Лариса только поступила в институт.

- Поспешили обзавестись своей семьей?

Нет, не рано женился – в 36 лет. Но до сих пор влюбляюсь. Когда выхожу на улицу каждый раз, смотря на красивых девушек, восхищаюсь. При этом хорошо понимаю, как расстраивает это мою жену. Но я ее успокаиваю: «Кать, ну, что делать. С тобою у нас все хорошо. И как говорится, дай Бог. Но влюбленными глазами на мир я буду смотреть, мне кажется, до последних дней». А вот любовной лирики в моем творчестве немного. По-моему, группа «Любэ» исполнила всего одну такую песню, которую сочинил я: «За тебя».

В молодые годы я жил весело, есть что вспомнить. При этом всегда присутствовало понимание потребности в любимом человеке и понимание, какой именно должна быть семья. Просто в моей жизни после определенных творческих успехов настал такой период, когда я больше внимания уделял винно-водочным изделиям. А когда мужчин манит в магазине к этим отделам, девушкам это не нравится. Не хорошо историю приукрашивать, а тем более про самого себя. Поэтому признаюсь, что всегда предпочитал в хорошей компании коротать вечера, а потом переносить вечера на утро. Что поделаешь, ведь мы живем в северной стране, где, наверное, должен присутствовать алкоголь в разумных пределах. Короче: плохо пить много. Так же плохо не пить совсем. К счастью, я нашел золотую середину. Хотя всякое случалось.

Помню, из окна моей квартиры, расположенной в доме по Самаркандскому бульвару, были видны МКАД и продуктовый рынок, на заборе которого была надпись: «Шампанское. Водка. Вино». По утрам, открывая занавески, я наталкивался всякий раз на этот призыв. И, смотря, как накануне завершился день, ставил мысленно разные знаки препинания: то вопросительный, то многоточие, то восклицательный знак. Почувствовав, что доминировать стали сразу три восклицательных, решил, что жилплощадь мне пора менять. Несмотря на то, что из кухни был виден родильный дом и сам себя я порою хвалил: «Молодец! Выбрал для проживания удачное место. Когда женюсь, в судьбоносный момент будет недалеко бежать. В случае чего до роддома жену отнесу на руках». Но в той квартире семейная жизнь не сложилась.

Я переехал через 2,5 года на Таганскую улицу. Из окон там виднелся загс. Я наблюдал за свадебными кортежами и думал: «Не мечтай даже. Рядом с роддомом жил, и что?». Но тут небеса мне улыбнулись, в моей жизни появилась Катя. Встретились мы очень давно, Катюше тогда было 15, а мне – 27 лет. Я себя чувствовал тогда таким матерым, мои песни звучали уже вовсю. Она подошла ко мне в «Олимпийском» на концерте. Выяснилось, что подруга хотела со мной познакомиться, а как прикрытие она выбрала Катю, потому что та писала стихи. Я почему-то взял телефон у Кати и периодически звонил ей, приглашал на свои выступления, с праздниками поздравлял. Даже иногда встречались – мне льстило пройтись с такой красивой девушкой, но отношения наши были совсем бесхитростными. Не было даже понимания, что мы будем вместе.

Продолжалось так 9 лет, пока я не сказал: «Кать, определиться уже как-то надо». И 14 февраля 2001 года мы переступили порог того самого загса. Заведующая даже для нас открыла главный зал, хотя этого делать по четвергам не разрешалось. Спустя время мы узнали, что скоро станем родителями. И возник вопрос, где рожать Кате. Я обратился за консультацией к своему другу Андрею Батурину, который тогда был уже счастливым отцом. Из медицинских учреждений он порекомендовал родильный дом, который я наблюдал с тоской когда-то из окна своей квартиры. Я обрадовался! Там на свет появилась наша Лиза. Вот как все зациклилось. Моя Катя рисует восхитительные картины. Она самоучка – нарисовала первую, когда родилась Лиза. Для наших друзей, для меня и даже для нее самой проявившаяся внезапно способность к живописи стала неким откровением. Это подтверждает еще раз, что человек может заняться творчеством в любом возрасте и в любой жизненной ситуации.

Сейчас я занят новым проектом. Работаю с группой под названием «Сеть», в которой поют пять очаровательных девушек. Они студентки РАТИ и ВГИКА. Для такого чувственного женского вокала я хочу написать особенные песни. Ведь у меня подрастает дочь, может быть, в скором будущем эти песни станут ее любимыми. Тем более, судя по проведенным этой группой концертам, все должно получиться. Главное, что в свои 45 лет я себя ощущаю гораздо моложе. В голове моей гуляет ветер 24-летнего пацана. Если присмотреться более пристально к отражению в зеркале, можно сказать: «Да, парень, ты уже не молодой пельмень, но еще и не старый плинтус». 45 – хорошая пристань.

Другие интервью « 1 2 »